Христианство и магия: Загадочный суздальский змеевик-оберег XII в. великого князя Мстислава
Статья А. В. Рындиной «Суздальский змеевик», посвящена интересному и сложному памятнику, привлекавшему внимание многих исследователей. Основные положения этой статьи могут быть сформулированы следующим образом: 1) суздальский змеевик был выполнен в начале 20-х годов XII в. для великого князя Мстислава древнерусским мастером, следовавшим византийской традиции; 2) по своему идейному содержанию памятник связан с ересью богомилов, т. е. в первоначальных истоках — с манихейством.
В появившейся вслед за работой А. В. Рындиной статье М. В. Щепкиной интересующему нас памятнику также уделено несколько страниц. М. В. Щепкина полагает, что суздальский змеевик принадлежал княгине Марии Ивановне, жене владимирского князя Всеволода, и считает его выполненным древнерусским мастером.
Оставляя в стороне вопрос о том, кому именно из русских князей или княгинь мог принадлежать змеевик, считаем необходимым обратить внимание на ряд данных, оставшихся вне поля зрения обоих авторов и остановиться на некоторых проблемах, связанных с атрибуцией этого памятника.
В 1926 г. А. С. Орловым было высказано предположение, что «змеевик Исторического музея № 19726 был выполнен по русскому заказу из византийского материала и в мастерских Византии, по крайней мере в той своей части, которая содержит одни изображения, сделанные, на наш взгляд, искуснее букв, начертанных к тому же иным способом».
Единственный аргумент, который приводит А. В. Рындина в пользу древнерусского происхождения змеевика,— русская надпись, органично сочетающаяся, по ее мнению, с изображением.
Тот же аргумент является решающим и в атрибуции М. В. Щепкиной, хотя она и отмечает, что круговые надписи на змеевике не одновременны с изображениями. Однако известные в настоящее время данные о византийских змеевиках позволяют обосновать правильность предположения А. С. Орлова.
Суммируя выводы многочисленных исследователей об амулетах этого рода, можно считать доказанным, что изображения на змеевиках, так же как и характер заклинательных формул (отдельные образы и эпитеты), связаны с магическим трактатом «Testamentum Solomonis» («Завет Соломона») и с возникшими на его основе заклинательными молитвами. Окруженная змеями голова была, по средневековым магическим представлениям, изображением многоименного демона, чаще всего называвшегося Гилу, но имевшего до двенадцати, а иногда и более имен. Отходившие от головы змеи олицетворяли различные козни дьявола. Такое изображение козней было равносильно их распознанию, а это, в свою очередь, защищало от них носящего амулет.
Амулеты типа «черниговской гривны» (т. е. с изображением архангела Михаила и двенадцатиголового змеиного гнезда) следует датировать XI—XII вв. Иконографический тип архангела Михаила, стилистические признаки и эпиграфические особенности заклинательной надписи говорят в пользу этой даты.
Обращаясь к той стороне суздальского змеевика, где представлено змеиное гнездо, состоявшее из шести змей, отходящих от помещенной в центре головы, следует подчеркнуть, что композиции такого вида, как и вообще «змеиные гнезда» с небольшим (не более восьми) числом голов, неизвестны на древнерусских змеевиках, в то время как они достаточно распространены на змеевиках византийских. Среди последних четко различаются две группы памятников: змеевики «семиголовые» (I гр.) и змеевики «двенадцатиголовые» (II гр.). Основываясь на исследованиях М. И. Соколова, можно проследить, что змеевики в зависимости от внешнего вида змееобразной фигуры связаны с различными, как по содержанию, так и по времени наибольшего распространения, апокрифами. Так, «двенадпатиголовые» змеевики соответствуют описанию многоименного беса, которое дается в византийских средневековых заклинательных молитвах, получивших широкое распространение к XII в. В этих молитвах подчеркивается, что демон имел двенадцать голов (имен), соответствующих двенадцати его козням, что изображение этих двенадцати имен являлось защитой от вредоносного демона: όπου βίσί τά ιβ' μου ονόματα où μή εισέλθω εις τόν οίκον εκείνον, ουδέ εις τό νήπίον εκείνον του οιχ,ου εκείνοι) (где есть двенадцать моих имен, я не войду в тот дом и к младенцу этого дома) 15 и έχοντα το φϋλακτήριον τούτο αποδιώκει μέ από τόν οΤκον αύτοδ («имеющий этот филактерии прогонит меня т. е. Гилу от своего дома»).
Змееобразная фигура на «семиголовых» змеевиках может быть сопоставлена с описанием дьявола в магическом трактате «Завет Соломона». В этом апокрифе один из демонов является Соломону в образе семи женских духов, отлицетворяющих семь планет и семь козней, вносимых им в род людской. Любопытно отметить сходство «змеиного гнезда» и описания демона, данное в «Завете». Как известно, на змеевиках демоническое драконообразное существо представлено в виде занимающей центр женоподобной головы без туловища, от которой отходят змеи. В «Завете» же сказано, что демон — «женоподобный дух, у которого голова идет от каждого члена» (πνεΰμα γυναΐκοειδές τήν κορυφήν κατέχουσα από παντός μέλους) 18, а туловище как бы скрыто во мраке (άπαν το σώμα αότής σκότια).
Приведенные выдержки из заклинательных молитв и «Testamentum Solomonis» позволяют установить, что «семиголовые» змеевики — нас интересует именно этот тип памятников — связаны не с заклинательными молитвами, возникшими на основе «Завета», а с самим «Заветом». Этот магический трактат был особенно известен в ранневизантийский период (IV—VII вв.), о чем свидетельствует большое количество амулетов с изображением Соломона, поражающего болезнь, и с заклинательными надписями, в которых упоминается печать Соломона. Есть также свидетельства, что этот трактат был известен и в период иконоборчества. Однако позднее он не упоминается в источниках. Во всяком случае, в XI в. Михаил Пселл писал об этом сочинении как об одной апокрифической книге, которую он нашел, т. е. в это время «Завет», очевидно, был известен только немногим эрудитам.
продолжение
Источник: https://kulturologia.ru/blogs/050918/40369/